Психонетика. Методология работы с сознанием

Бахтияров О.Г.: Психотехники - это составляющая часть психотехнологий, поэтому можно говорить и так и так, просто технологии нацелены на производства конечного продукта, а техники – на обеспечение технологического процесса.

Психологией я интересовался еще в юном возрасте. К тому же я вырос в потомственной медицинской семье. Мой дед, Владимир Алексеевич Бахтияров, был известным гипнологом. Ему принадлежит заслуга получения под гипнозом первого синяка от внушенного удара. Потом он стал патанатомом, заведовал кафедрой. А мать – главный специалист по рентгенологии костных опухолей. Отец учился в Военно-медицинской академии, но трагически погиб еще во время обучения. Во многом это предопределило мои дальнейшие интересы. А судьба помогла найти свой, немедицинский путь.

Меня всегда интересовала проблема управления процессами в нашем сознании и в нашем организме. Этому способствовало и знакомство с гипнотическими практиками моего деда. Но меня интересовало не столько то, что можно сделать с сознанием и организмом другого человека, сколько то, что человек может сделать с собой, опираясь только на свои собственные усилия. А судьба подбросила конкретную задачу - тематику обеспечения работы оператора в экстремальных условиях или в условиях длительных интенсивных нагрузок. Существовавшие тогда методы аутогенной тренировки не решали эту проблему в полной мере и, самое главное, не могли применяться непосредственно в процессе деятельности. А есть профессии, которые именно это и требуют. Вот тогда и появилась идея деконцентрации внимания. Но деконцентрация производит серьезные изменения в восприятии окружающей среды и во внутреннем состоянии. И это требует дальнейшего методического развития. Так, собственно, эта работа и началась. Большую роль в дальнейшем сыграло знакомство с йогой и другими системами работы с сознанием.

Сейчас я дописываю книгу на эту тему - «Экстремологию». В экстремальных условиях смещаются состояния сознания, способы понимания мира и себя, проявляются самые неожиданные свойства человека. В первую очередь, теряется то, что составляет основу нашего бодрствующего сознания –стабильность и окружающей среды (в том числе и социальной), и своей собственной жизни. Нет гарантии, что ты проснешься в том же мире, в котором заснул, да и в том, что вообще проснешься. То, что человек «внезапно смертен», становится не гениальной фразой Булгакова, а фактом жизни. Мир и судьба становятся текучими и, в каком-то смысле, «живыми. Скрытые психические функции и возможности, которые никогда не проявлялись, внезапно начинают работать. Иногда люди выживают вопреки всем физическим закономерностям – в столкновении самолетов, в эпицентре взрыва. Как следствие – появление необычных способностей, которые дремали, пока их не разбудила реальная угроза потерять жизнь. И тогда возникает задача: если эти скрытые функции и способности проявляются в экстремальных условиях, то нельзя ли их целенаправленно воспроизвести целенаправленными усилиями. И решение подобных задач означает, что мы извлекли нечто ценное из экстремального опыта и что он недаром всегда находится рядом с нами.

В советские времена прямой контакт с йогической традицией был затруднен и я занимался Хатха йогой по работам Б.К.С. Айенгара. Его тексты очень точны и детально описывают, что и как делать. Настоящая технология йоги. Но понимание йоги пришло только после того, как были разработаны приемы деконцентрации, волевой медитации и другие техники. Йогические техники и описывающие их тексты становятся понятными только после собственной практики, соответствующей нашим культурным условиям.

Реальная разработка строится таким образом. Вначале разрабатывается практика, соответствующая запросу. Затем обнаруживаются параллели в других традициях, в йоге, в частности. И когда отождествляется разработанная техника и ее эффекты с подобными же техниками, известными в йоге, у вас появляется возможность расширить свои приемы, расширив свое понимание области, с которой работает вы, и с которой когда-то работали в совершенно других условиях с совершенно другими целями совершенно другие люди. Вы не можете перенести прием из другой культурной среды, но можете перенести понимание.

Вот простое упражнение, с которого начинается наша практика. Попробуйте закрыв глаза выбрать одну из возможных геометрических фигур, чтобы потом ее создать своем воображении. Но задержитесь на той фазе, когда выбор уже совершен, но еще в сознании не появился ни образ этой фигуры, ни ее название. Задержитесь на той фазе, где есть знание вне формы. Это, как правило, не получается. Почему? Для того, что бы что-то понять, к нам должен прийти внешний стимул, чувственное восприятие, слова, тексты и только тогда активизируются те смыслы, которые соответствуют этому стимулу, и мы начинаем его понимать. Тот слой сознания, в котором находится смысл, не активен сам по себе, он лишь реагирует на что- то. И вот вы используете практики, чтобы активизировать смысловой слой. И когда это получается, начинаешь понимать, что такое сабиджу-самадхи. Но есть же еще и нирбиджу-самадхи. И тогда приходит новое понимание: есть особый слой сознания вне форм и смыслов. И вы начинаете разрабатывать практику, которая выведет в этот слой. Фактически разыгралась беседа между психонетическими и йогическими практиками. Ваша практика отразилась в йоге, а йога подсказала путь дальнейшей разработки.

Для части людей подходит чисто физическая сторона, они могут поддерживать хорошее самочувствие, тонус, опираясь на движение, растяжение связок и мышечное напряжение. Кому-то важны более тонкие достижения – методы управления умом. Если эти приемы не сопровождаются ритуальной экзотикой, они вполне могут стать составной частью своего рода психогигиены. Продукт другой культуры становится зловредным, когда вместе с его прагматикой мы принимаем и внешние формы, значения которых не понимаем. Забавно наблюдать людей, распевающих мантры и при этом не знающих санскрит. Йога же становится полезной как инокультурная иллюстрация того, что разработано в нашей собственной культуре.

У нас сейчас закончился пятилетний период, когда мы в основном отрабатывали методы обучения управлению процессами сознания. Круг людей, достигающих “предельных переживаний”, постепенно расширяется. Сейчас акцент в основном делается на прикладных аспектах психонетики. Это и целенаправленное создание сплоченных, динамичных, текучих социальных структур, и методы передачи больших объемов информации, и методы формирования заданных психофйизиологических состояний для нужд операторской практики.. Есть экзотические задачи. Например, наше обычное мышление - это однопотоковое мышление. Если мы можем об одном предмете помыслить одновременно тремя, пятью разными потоками мышления, то между ними образовывается связь уже не причинно-следственного типа, а синхронные связи, что дает возможность более глубокого понимания многих вещей. В этом направлении мы ведем работу.

Дхарана и есть, собственно, концентрация внимания. Приемы йоги и психонетики различаются между собой, но приводят примерно к одинаковому результату – не просто к полной поглощенности внимания объектом концентрации, но отождествления с объектом внимания как такового. Дхиану я бы сопоставил, скорее, с концентрацией на смысловой составляющей объекта концентрации.

Обычный человек не склонен к таким практикам и его жизнь протекает в условиях, не требующих крайних степеней концентрации или деконцентрации внимания. Но есть ряд профессий, для которых овладение этими техниками было бы полезно. Например, деконцентрация может оттянуть наступление болевого шока при сильных травмах. Определенной популярностью пользуется скорочтение, а в основе его лежит деконцентрация. Какие-то навыки деконцентрации развивает сама жизнь – пример тому вождение автомобиля. Без простых состояний деконцентрации, которые сами по себе формируются по мере обучения вождению, водитель долго не проездит.

Деконцентрация дает возможность пронаблюдать сам переход в сон, есть шанс переместить в сновидение элементы бодрствующего сознания, когда ваша обычная память заменяется другой, сонной памятью. В момент, когда вы погрузились в сон, вы уже не помните, где находится ваше тело. Хорошо поставленная деконцентрация дает возможность пронаблюдать сам процесс изменения памяти. Становится понятно, что сознание может существовать и активно работать, даже когда у вас памяти как таковой нет, как это бывает при глубоких черепно-мозговых травмах. При использовании этих техник нужно всегда различать, мы реально вошли в осознанное сновидение или нам приснился сон об осознанном сновидении. Метод проверки очень прост - если вы в состоянии вспомнить дату, время и место, где спит ваше тело, значит элементы бодрствующего сознания восстановились во сне. Но тут возникает один вопрос – зачем переносить бодрствование в сон? В бодрствующем состоянии мы выделяем аспекты стабильности мира, а во сне мы имеем дело с очень изменчивой материей и если эту изменчивую материю начинаем превращать в какие-то стабильные формы, то теряем ценность сна. Мы увидим интересный спектакль, но сама ценность сна уже потеряна. Только когда практика не влечет превращение сонных форм в стабильные, начинается серьезная и интересная работа.

У нас это в планах. У нас был неудачный опыт такого рода. Люди которые пришли на это обучение, были ориентированы на языки, не на психотехники. Техники их мало интересовали, а это необходимое условие успеха. В наших языковых программах нужно ориентироваться не на широкого потребителя, а на людей с опытом психонетической работы.

Сейчас мы подходим к языковой программе с другой стороны – со стороны знакотехник. Это работа со знаками, с языковыми системами как таковыми. Ее задача - активизировать языковую зону сознания, тогда усвоение языков становится эффективным. Примером такой активизации может служить Вилли Мельникова, человек с абсолютно активизированной языковой зоной. Дело даже не в том, что он знает больше сотни языков, а в том, что он вытворяет с русским языком. У него необычная поэзия и он создал совершенно оригинальный жанр – лингвогобелены, живопись, построенную из текстов на различных языках. Вот к такому результату должна вести языковая программа, это все только в планах.

Нет, не приводят. Это не является задачей психонетических техник. Задача противоположная - выйти за пределы наших личностных структур, проблем и всего остального. Мы не занимаемся решением психологических проблем, я сразу всех об этом предупреждаю.

На наших глазах Кастанеда создал миф. Миф рождается вообще раз столетие. Как миф он обладает очень большой притягательной силой. Но нужна интерпретация мифа, тогда рождаются конкретные методики. Алексей Петрович Ксендзюк, именно это и сделал - он из мифа создал методологию, превратил миф в организованное знание. Пересечений психонетики с нагвалистскими методиками достаточно много. Достаточно близки, например, кастанедовским техникам наши техники деконцентрации. Термин «ментальная тишина» близок по содержанию к «остановке внутреннего диалога». Фундаментальное деление бытия на Тональ и Нагваль также имеет соответствие в психонетике как противопоставление сознания и того, что сознанием не является.

Из других «известных личностей» я бы назвал в первую очередь Гурджиева с его пониманием воли как сердцевины нашего «Я» и Ауробиндо с его стремлением к тотальному сознанию.

Я не использую слово «духовный». Мы живем в эпоху великой инфляции понятий и ярлык «духовности» клеится к чему угодно. Духовность – в Церкви. За ее пределами – техники, эстетика, интеллектуальные конструкции. Я работаю с техниками. На религиозные вопросы (а вне религии духовности нет по определению) никакие техники не дают ответа.

Я бы говорил не о мистическом, т.е., ценностно окрашенном опыте, а об опыте трансцендентном, о соприкосновении с чем-то «по ту сторону». Духовность приходит как раз тогда, когда у нас появляется какая-то ценностная ориентация. Техники ее не задают. Я могу говорить о сознании, о том, что выше нашей свободы, нашей воли, о всем самом ценном, что у нас есть и что отражается в нашем сознании как свобода и воля, но мистичность этот опыт приобретает только в религиозном контексте.

Ну, если у него правильно работает сердце, то как подсказывает сердце, если у него правильно работает голова, то как подсказывает голова. Сердце может лгать точно так же как и голова, поэтому кому-то сердцем нужно чувствовать, кому-то головой, кому-то руками или еще чем-то.

Нет, мы видим все-таки в основном деградацию. Люди становятся все более зависимыми от внешним стимулов, снижается уровень культуры, на наших глазах произошел настоящий культурный обвал . Читали ли нынешние молодые люди Достоевского, Толстого, Гете, а если читали, то что они понимали в этом? Конечно, всегда остается и всегда будет какая-то часть людей, не затронутых деградацией, людей, которым жизнь приносит новые понимания, а не новые зависимости. Но сейчас таких людей меньше, чем сто, и, тем более, триста лет тому назад.

А что же они ощущают внутри себя? Хаос желаний, мозаику представлений, почерпнутых из разных и, зачастую, несовместимых источников? Многие ли, обращаясь внутрь, ищут там свободу? Большинство ищет себе нового хозяина и им в этом охотно помогают самопровозглашенные «гуру» и «свами». А когда мы ищем хозяина вместо свободы, бежим от духовной дисциплины, то никакое обращение внутрь не принесет нам новых смыслов.

Вся моя жизнь – хобби. Я занимаюсь только тем, что мне интересно. В этом отношении, лучше было бы спросить «есть ли у вас работа?» - я бы сказал, что у меня нет работы, у меня сплошное хобби. Я делаю то, что считаю нужным.

Я не умею давать хорошие имена, поэтому я позаимствовал термин у японского предпринимателя и мыслителя, который, таким образом, обозначил технологический уклад, в основе которого лежит работа с сознанием.